Рассказы

Как убить жену

Мысль убить жену возникла не сразу.

Прежде чем осознать, что другого выхода нет, Глеб Касьяныч каждый день пытался выговорить: «Нам надо расстаться. Я полюбил другую».

Всякий раз перед дверью квартиры он подбирал слова, которые бы не ранили Регину Петровну, но случалось одно и то же.

Вот опять. Едва он переступил порог, в прихожей возникла жена — теплая и уютная, прямо как любимая бабушка из далекого детства. Брови так же участливо собраны в шалашик, крупный нос нависает над растянутыми в нежной полуулыбке губами.

Регина Петровна с готовностью приняла портфель и пальто.

С кухни струился аромат выпечки. Как всегда, пирожков настряпала. С пирожками пора завязывать. Неллечка моложе на пятнадцать лет и необычайно стройна — надо соответствовать. Он тревожно посмотрел в зеркало — втянул живот и поскреб лысину.

— Вижу, тебя что-то беспокоит, — участливо проворковала жена. — Проблемы на работе?

— Просто устал.

— Бедненький. Поешь супчик, пирожки с картошкой, пока горячие, а я пойду сделаю ванну. Тебе с пеной или с солью?

Он едва не застонал. Разве возможно в ответ на такое выдать: «Дорогая, все кончено. У меня другая женщина». Немыслимо!

Беда в том, что у него идеальная жена.

В конкурсе лучших жен Регина Петровна, несомненно, заняла бы первое место. Они женаты полжизни, и, если не считать давно почившей бабушки, Глеб Касьяныч ни от кого не видел столько теплоты и заботы, сколько от Регины Петровны. При виде супруги сердце сжималось от благодарности.

Но оказалось — это самое сердце умеет не только сжиматься. Оно может скакать галопом, порхать мотыльком где-то в животе, нырять и выпрыгивать точно игривый дельфин на воле. Только жена к сей метаморфозе отношения не имела. Все дело в другой — Неллечке.

Когда это утонченное создание льнуло к плечу, и пышные, головокружительно надушенные волосы касались лица и шеи, он готов был разрыдаться от счастья. Богиня снизошла до него — не первой свежести и стройности лысеющего обывателя.

Нет, определенные достоинства у Глеба Касьяныча имелись. Не зря же полгода назад получил директорское кресло и все, что к нему прилагается, включая личного водителя. Другое дело, что всякий раз, когда отпускал водителя и шел в квартиру, где ждала жена, с каждым шагом он превращался из властного Глеба Касьяныча в обыкновенного Глебушку.

И этот Глебушка ему надоел. Вот Неллечка — другое дело — видела в нем начальника, героя, почти супермена. Он и сам себе нравился таким и мечтал однажды остаться им навсегда.

Неллечка… Любовь всей жизни.

Только вот что делать с любовью всей жизни, если у тебя идеальная жена?

Разве можно идеальной жене сказать «давай расстанемся».

И вообще, что значит — расстаться? Это значит — разъехаться, делить квартиру, делить обстановку. За этим старинным комодом они специально ездили в Таллин. Светильники привезли из Бельгии. Кованую кровать заказали в Москве. Напольные часы выторговали в антикварной лавке на соседней улице. Как все это делить?

Он тянул сколько мог, но вчера Неллечка сказала, что если до Восьмого марта он не уладит проблему, то она позвонит жене сама. Этого никак нельзя допустить. Регина Петровна не заслужила.

Когда разомлевший он вышел из ванной, жена подала чай — большую кружку с молоком и медом. Никто на свете не знал его вкусов лучше.

С каждым глотком сладкой согревающей жидкости Глеб Касьяныч понимал, что сегодня опять ничего не скажет. Он представлял, как глаза Регины Петровны наливаются слезами, щеки краснеют от унижения, губа обиженно дрожит. Нет, он не подонок!

И потом — на что он обрекает жену? Вряд ли отыщется мужчина, который на нее позарится.

Конечно, эти выдающиеся формы когда-то волновали. А еще — густые волосы, полные губы и даже вечный приторно-сладкий аромат духов.

Регина Петровна мало изменилась, но наступило пресыщение.

Она для него как переспелая роза — с пышными, но помятыми лепестками.

Другое дело — Неллечка. Перламутровый гладиолус.

Палец угодил во что-то липкое. Глеб Касьяныч повернул кружку. По усеянному розами фарфору стекал мед. Вот именно — он увяз здесь точно муха в меду! И что теперь делать — непонятно, хоть убей!

Убей.

Мысль убить жену вспыхнула внезапно и больше уже не гасла. Мысль светила, как налобный фонарь, озаряющий путь в темном туннеле.

Пребывание дома превратилось в изощренную пытку. Каждый раз, когда жена подавала выглаженную рубашку и сложенные один в другой чистые носки, когда ставила перед ним пюре с котлетой под сливочным соусом, он думал об одном — как убить ее половчее. Так, чтобы никто не усомнился в несчастном случае. Ведь это для ее же блага. Она не станет брошенкой, не услышит страшных слов, что муж уходит к другой. Он не допустит, чтобы она страдала и плакала всю оставшуюся жизнь.

Воображение подсовывало нелепые картины. Когда Регина Петровна зажигала газ, он представлял, что пламя перекидывается на цветастый фартук. Когда брала в руки нож, воображал, как она спотыкается и неудачно падает. Когда лезла на антресоли, в его фантазиях стремянка ломалась и рушилась аккурат в сторону, где поблескивал острый угол того самого старинного комода.

Однажды он перепугался до жути, полчаса не мог сдвинуться с места.

— Мне сегодня на работе рассказали забавный анекдот, — поделилась Регина Петровна. — Вот послушай. «Гоги говорит: как же тяжело потерять жену, очень трудно… — и заключает: — Практически невозможно».

Она засмеялась, а Глеб Касьяныч замер. Ледяные костлявые пальцы пробежались вдоль позвоночника и стиснули затылок. «Это неспроста! Она чувствует! Неужели она что-то подозревает!»

Тем вечером он собственноручно приготовил жене перед сном теплое молоко, как она любит — с медом и корицей, а потом сделал и вовсе неслыханное — помассировал ей ступни. Прежде всегда было наоборот — в роли массажиста выступала Регина Петровна.

Когда до Восьмого марта осталась всего неделя, он запаниковал. Мешкать дальше нельзя.

Глеб Касьяныч хлебал суп, а Регина Петровна у подоконника поливала цветы. Тут его и осенило.

Под Петербургом у них была дача. Обычная старая дача, на которой в трудные времена производились бесчисленные варенья и соленья, а теперь, когда надобность в стратегических запасах отпала, жена увлеклась разведением роз.

Весна в этом году нагрянула раньше обычного, но дачный сезон еще не начался. Тем лучше. Если заманить ее на дачу, то, скорее всего, соседей не будет, а это хорошо. Лишние свидетели ни к чему.

Оставался главный вопрос. Как все провернуть быстро и надежно. Топить в колодце или в реке не годилось. Лезть на чердак или на высокий забор ее не заставишь — боится высоты. Тогда что же?

Он перебирал в уме все опасности, поджидающие людей на дачах, и, наконец, в памяти всплыл случай почти десятилетней давности. Дачник с соседней улицы — здоровенный мужик — нанял бригаду для ремонта дома и однажды в очередной раз заехал проконтролировать. Строители потом рассказывали, как все случилось.

Хозяин с довольной улыбкой вошел в дом, сказал «Здорово, мужики!» и оперся вытянутой рукой о стену. На стене висел оголенный провод, о котором они не успели предупредить. Таким образом эти слова стали последними в жизни соседа.

Вот он — выход. На даче давно требовалось поменять проводку. Нужно уговорить ее провести там выходные. Тогда можно будет подготовить проводку, а потом найти предлог отлучиться. Она вечно лезет везде с мокрыми тряпками, все вытирает-протирает, а учитывая, что в последние месяцы никто на даче не убирал, там есть где развернуться с тряпкой. Наверняка пыли накопилось будь здоров.

Главное, не затягивать, создать ситуацию как можно скорее, чтобы она наверняка угодила в ловушку. Ох, до чего же мерзко чувствовать себя таким злодеем. Но другого пути нет. Дальше так продолжаться не может.

Жена у раковины мыла посуду спиной к нему. Ткань, испещренная розами, облепляла спину, складки на боках, заламывалась у поясницы и туго натягивалась на внушительных ягодицах и широких бедрах. Его передернуло. Вспомнился тонкий Неллечкин силуэт. Он откусил пирожок с картошкой. Тот застрял в горле. Горячий чай с медом помог проглотить кусок.

Глеб Касьяныч откашлялся и, глядя в цветастую спину, произнес:

— Дорогая, как думаешь, может, смотаемся в выходные на дачу? И воздухом подышим, и к сезону начнем готовиться, и отдохнем заодно.

Перестав дышать, он смотрел как дергающиеся словно у припадочной локти замерли, потом снова задвигались. Она повернулась с сияющей улыбкой на лице.

— Какая дивная мысль. А и правда — давай поедем!

Он выдохнул воздух маленькими порциями. Все. Назад дороги нет. Меньше чем через неделю он станет свободным человеком, наконец-то воссоединится с Неллечкой, и — главное — жена не станет рыдать и умолять остаться.

Помимо воли губы изогнулись в улыбке, но тарелку с пирожками Глеб Касьяныч отодвинул. Аппетит окончательно пропал.

В субботу они долго паковали вещи, закупали продукты, поэтому приехали на дачу только к обеду.

Как и следовало ожидать, соседние участки пустовали.

Снег еще оставался под кустами и в зарослях яблонь, но открытые места и дорога — чернели. Обычно пустые канавы переполняла темная, приправленная мусором вода.

Дом за зиму промерз, поэтому жена первым делом принялась топить печь.

Тем временем он прошел на веранду, где висел щит электропитания, и отключил электричество. Затем повыворачивал все провода, до каких смог добраться, особенно усердствовал в кухне. Глеб Касьяныч демонстративно хватал металлические пучки, чтобы жена убедилась в безопасности.

Теперь предстояло снова включить ток и найти повод отлучиться. Несчастный случай должен произойти в его отсутствие. Так будет меньше вопросов. Руки все еще теребили провода. Срочно нужен предлог покинуть дом. Что же такое выдумать, чтобы это не показалось странным. От волнения идеи ускользали.

Внезапно раздался удивленный голос супруги:

— Смотри-ка, неужели совсем старая делаюсь? Все продукты собрала, а самое главное забыла. Соли-то нет. Как теперь готовить? И соседей никого. Придется идти в магазин. Вот дырявая голова, дура я дура.

Он едва не расцеловал ее. Вот это удача!

— Что ты, милая, не говори так. Ты самая умная женщина на свете. Я схожу в магазин, только… Пожалуй, не поеду на машине. Прогуляюсь пешком. Тем более пачка соли — это совсем не тяжело.

— Конечно, пройдись, — радостно согласилась она. — Ветра нет, самое то. А я пока картошки начищу.

Регина Петровна отвернулась, и Глеб Касьяныч неодобрительно поморщился, глядя на ее объемную фигуру, казавшуюся от одежд еще шире. Когда-то бабушка объясняла ему, что картошкой откармливают свиней перед забоем.

Магазин находился в Рощино. Надо было выйти из дачного поселка, миновать небольшой пролесок, и дальше начинался населенный пункт. Оттуда до первого магазина минут пять.

«Не забыть непременно побеседовать с продавщицами, — велел он себе. — Чтоб запомнили. Мало ли понадобится алиби».

Глеб Касьяныч поспешно надел старую пуховую куртку, висевшую на крючке с прошлого года, но, как только взялся за дверную ручку, жена обеспокоенно воскликнула:

— Постой!

Он замер. Левое веко задергалось. Снова пронзил иррациональный страх, что она прочитала мысли и обо всем догадалась.

— Ты забыл деньги. Разве они не в пальто?

Глеб Касьяныч выдохнул и попытался слепить улыбку.

— И то правда. Вот видишь, милая, это не у тебя, а у меня дырявая голова.

— Мы оба хороши! — засмеялась Регина Петровна. — Муж и жена — одна сатана.

Он вышел на улицу, обогнул дом. Когда проходил мимо окон кухни, жена помахала на прощание. Она улыбнулась так сердечно, что сердце снова сжалось. Глеб Касьяныч замедлил шаг, и тут внутри все взорвалось, кровь забухала в голове. Вот растяпа! Натуральный осел! Проводку-то забыл подключить, а рубильник на веранде. Как теперь вернуться незаметно?

Он наклонился и гуськом прошел под окнами обратно. Осторожно ступая, преодолел крыльцо и медленно отворил дверь на веранду. Рубильник был справа от входа в кухню, где хлопотала супруга.

Неожиданно Регина Петровна заговорила. «А ведь я слышу ее голос последний раз в жизни», — подумал Глеб Касьяныч и машинально прислушался.

Каждое слово, произнесенное низким грудным голосом, совсем не свойственным его жене, заставляло волосы вокруг лысины ощутимо шевелиться.

Колени подогнулись. Рука, потянувшаяся к рубильнику, зависла на полпути и дрожала как мертвая ветка на весеннем ветру.

— Алло! Алло, любимый, так слышно? Минут через десять он будет в пролеске. Только у меня просьба. Пусть долго не бьют. Побыстрее. Да, я знаю, что это моя идея, но все же. Не хочу, чтобы он долго мучился. Он был так добр со мной все эти годы. Мысль о его страданиях невыносима. Все-таки хорошо, что он не узнает о нас. Это просто кристальный человек, он не перенес бы такого известия. Я, конечно, все сделала, чтобы он был доволен и счастлив в свои последние дни, но, ты же понимаешь, все равно совесть терзает. Непременно надо будет сходить в церковь, непременно. Ты ведь сводишь меня? Что? Отвезешь? Куда? В Ватикан? О, милый, я тебя обожаю. Ну все, целую везде, скоро увидимся!

© Юлия Шоломова