Я вообще никогда никого не слушался, ни дур, ни умных, иначе я не написал бы даже «Крокодила».
К. И. Чуковский
Я вообще никогда никого не слушался, ни дур, ни умных, иначе я не написал бы даже «Крокодила».
К. И. Чуковский
Марина Антоновна обожала аргентинские сериалы. Там была настоящая любовь. Там мужчины пылали страстью так, что телевизор искрился от короткого замыкания — ух! Не то что некоторые. Она проводила взглядом только что отужинавшего супруга.
На работе ее звали Батоновной. За полноту. С детства была пышкой, такая вот конституция невезучая.
Дома муж говаривал: «Женщина без живота, что постель без подушки». Ему бы все шутки шутить. Ни сочувствия, ни солидарности. То пироги просит, то вот опять борщ.
Марина Антоновна устало складывала посуду с остатками ужина в раковину. Халат на животе умудрился окунуться в этот самый борщ. Да еще с майонезом. Раньше она делала в супы поджарку, теперь нет. Все равно муж не оценит. Бесчувственный и толстокожий. Бывает, спросишь — «Ну как, вкусно?», а он — «Съедобно…», а то и вовсе промычит непонятное. Хоть бы раз похвалил по-человечески. Или догадался что-нибудь про любовь…
Она потерла пятно на животе полотенцем. Теперь и полотенце стирать. Эх, не жизнь, а сплошная тоска.
На столе в тарелке остался одинокий соленый огурец. Убрать в холодильник или съесть, чтобы места не занимал?
Из недр квартиры бабахало, завывали сирены и кто-то голосил, прямо как сосед снизу, когда у него под окном машину угнали.
«Опять боевик смотрит, эгоист. Наслаждается!» — с досадой подумала Марина Антоновна и включила на полную громкость маленький кухонный телевизор.
«Серебри-истые снежи-инки надо мной кружат, кружат…» — нежными голосами пели дети в белых пушистых костюмчиках и раскачивались с поднятыми ручонками. Потом под звенящие переливы музыки побежали по кругу, неуклюже завертелись.
Марина Антоновна вдруг вспомнила, как в детстве на новогоднем утреннике была «снежинкой». Мама сшила из тюлевой занавески мохнатое белое платьице, и будущая Батоновна танцевала под елкой, а потом тряслась от страха в объятиях гигантского, но на удивление теплого деда Мороза.
«Только жа-аль — снег дома та-ает, и ему в тепло нельзя…» — трогательно пели в телевизоре.
Марина Антоновна, забыв про огурец и грязное полотенце, грациозно шагнула влево, потом вправо, повернулась вокруг себя, развела руки в стороны, как птичка, и легко, будто не было последних сорока лет, затанцевала в тесной кухне. Да с таким изяществом и проворностью, что, казалось, мебель сама расступается.
«Пусть лягут на плечи снежи-инки-и, искря-ясь…»
Эффектно крутанувшись, она застыла в замысловатом па и встретилась взглядом с изумленным супругом, который застыл в коридоре у двери туалета.
От неожиданности Марина Антоновна дернулась, запнулась за табуретку и сшибла со стола ту самую тарелку с одиноким огурцом, наступила на него, поскользнулась и рухнула на пол, больно удавшись о ножку стула.
Нечаянный свидетель позора хихикнул.
Бесчувственный толстокожий эгоист! Она заплакала.
Муж опасливо приблизился. Попробовал поднять ее на ноги, но сам заскользил в луже рассола. Говорила, другой кафель брать, так нет же, зачем жену слушать, дуру.
— Дурочка ты моя, — словно в подтверждение этой мысли сказал он. — Снежинка неуклюжая. Коровка ты моя на льду.
Марина Антоновна зарыдала безутешно.
— Ну что такое? — окончательно встревожился муж, даже присел рядом.
— Хоть бы раз… Про любовь… — всхлипывала она. — Только обзываться… Коровой… А на работе Батоновной…
— Ну точно дурочка. Я же… люблю тебя, глупая женщина! И батоны твои тоже. И булки!
— Вот ду-дурачок…
— Конечно, дурачок. С кем поведешься…
Марина Антоновна прижала ладони к полыхающим щекам — с детства пунцовела от смущения, как пионерский галстук.
Муж неловко приобнял, но она вывернулась, потянулась под табурет.
— Ну куда ты полезла, неугомонная?
— Огурец, — озабоченно пробубнила Марина Антоновна и шмыгнула носом.
— Нет, ну это просто уже невозможно! Что это за женщина несносная, в конце концов! Я сейчас тебе такой огурец покажу! Огурец ей понадобился!..
На следующий день она опоздала на работу.
Сменщица Люся делала пучеглазое лицо и шипела:
— Начальник узнает, мало не покажется.
— А я его не боюсь, — кокетливо сказала Марина Антоновна.
— Ты че, Батоновна, с ума сошла? А если уволит?
— У меня муж есть. Причем, в отличие от всех вас, с начальником вместе взятых, чуткий и отзывчивый. Знаешь, как меня называет? В жизни не угадаешь. Снежинкой…
— Надо твоему мужу очки подарить. Ты себя в зеркало-то видела, снежинка?
— А про фигуру мою говорит: «Женщина без живота, что постель без подушки». Вот так-то. Понимает.
Мимо проходил технолог Кирилл Палыч.
— Категорически приветствую, барышни. — Он прищурился. — Батоновна, то ли ты похудела, не пойму? — И запел: — Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую…
— Иди-иди, куда шел. У меня муж ревнивый. — Марина Антоновна повернулась к Люсе и пояснила мечтательно: — Так любит — ни в каком кино не увидишь... Ты рот-то закрой.
© Юлия Шоломова
Добавлено 27 октября, 2021
Добавлено 10 апреля, 2020