Самое невероятное чудо в моей жизни

Я давно поняла — погоня за чудом, как ловля бабочки. Вожделенная бабочка всё время ускользает от преследования, и сачок пуст.

Но стоит разлечься в траве и полностью расслабиться, как — о, чудо! — бабочка сама прилетит и сядет прямо на руку, и медленно повернется, показывая со всех сторон расписные бархатные крылья.

Но, как часто бывает, — умом понимаешь, а сердце жаждет исполнения желания, треплет его, мусолит, не оставляет в покое.

У меня это длилось семь лет. Семь долгих лет.

Были и слезы, и отчаяние, и горячие заверения мужа — мы всё равно счастливы, я всё равно буду тебя любить.

И вот на исходе минувшей зимы, вернувшись из путешествия по Европе, я вдруг проснулась свободной от навязчивого желания, от несбыточной мечты. Поняла, что планов у меня столько… — на три жизни вперед! А возраст уже не юный, разве что в душе — девчонка.

И вообще — скоро внуки пойдут. Как-никак старшему ребенку двадцать один. Ох, успеть бы, успеть бы, мне же столько всего еще хочется сделать, — дух захватывает!

Для начала я купила дремель, алмазные насадки для бор-машины, паяльник, припой с серебром, жидкую патину и прочие штуки, изумляющие мужа и приводящие в восторг младшего сына, и с наслаждением самостоятельно освоила технику пайки фарфора. Кстати, занятие не безвредное — во время пайки в воздухе клубятся едкие ядовитые испарения, но процесс настолько захватывает, что можно и потерпеть — подумаешь!

Я понятия не имела, что терпеть мне уже нельзя, и паять нельзя, и много чего еще.

И вот в вереницу повседневных забот, очарований и разочарований неожиданно и необъяснимо нагрянуло чудо.

Оно случилось в субботу 17 марта 2018 года. Вернее, случилось раньше, но узнала я именно тогда.

Каждый день предыдущей недели казался необыкновенным, а то и волшебным.

***

В субботу десятого мы с мужем и младшим сыном поехали в автосалон.

Наконец починили мою машину после того, как ее, а также меня и ребенка в ней, сбила фура. Мы в изумительном настроении возвращались с праздника в Пушкине. Лёня устал и задремал. Я вела машину по средней полосе Витебского проспекта и вдруг резко стемнело, заскрежетало и нас потащило вправо. Как в фильмах про жуткие катаклизмы, когда не понимаешь, что происходит, и ничего не можешь сделать, и всё, как в замедленной съемке. Капот вздыбился, а боковое зеркало рядом — вывернуло в другую сторону и расплющило. Оказывается, водитель необъятной фуры, которая двигалась слева, внезапно решил перестроиться в наш ряд, а нас-то и не заметил. Он понял, что творится неладное, только услышав этот оглушительный скрежет. От него же проснулся ребенок и испуганно охнул. Он впервые попал в аварию. И я — за одиннадцать лет вождения — тоже. При этом мы оба хотели есть, пить, спать и, разумеется, в туалет, а посему никак не планировали зависнуть на несколько часов вдали от дома, посреди унылого проспекта, под колесами жуткой фуры — в ожидании абсолютно никуда не спешащих стражей порядка…

Но в ту мартовскую субботу всё было позади и думалось исключительно о хорошем. Мы с Лёней увидели в салоне огромный автомобиль и решили, что на таком вполне смогли бы летом объехать всю Европу. Забрались внутрь и составили план грядущего путешествия: Санкт-Петербург, Финляндия, паром Хельсинки-Стокгольм, Швеция, снова паром, Дания, Германия, Бельгия, остановиться в Брюсселе у родственников, затем Франция… Словом, летние каникулы замаячили впереди самыми радужными красками.

Осталось поменять мой Форд Кугу на новенький Форд Эксплорер. Но это уже отдельные приятные хлопоты, которым впрочем не суждено было сбыться, ибо жизнь имеет привычку устраивать сюрпризы.

А пока, согреваемые мечтами, мы покатили с ребенком на свежепочиненном автомобиле счастливо проводить субботу.

Заехали на Главпочтамт, поскольку по выходным только оттуда можно отправлять книги, а мои читатели, как выяснилось, ждать не любят.

Оттуда заглянули на соседнюю улицу в ресторан «Тепло», где не только тепло, уютно и вкусно, но много настольных игр и даже футбольный стол. Мне пришлось энергично крутить штыри и отбивать мяч, пока не появились два брата-подростка, и Лёня играл один против двоих. И, конечно, всё время отчаянно проигрывал, ибо четыре здоровых ручищи орудовали против двух маленьких ручонок, но в итоге парни прониклись уважением и на прощание жали эти самые ручонки своими ручищами.

Потом мне необходимо было попасть в магазин «Зара» на Невском, потому что на адрес этого магазина я заказала по интернету платье и как раз вчера прислали смс, что платье ждет. Лёня, услышав про магазин одежды, горячо воспротивился. Весь в папу — эти скучные нагромождения тряпок навевают тоску. И как мама может два часа среди них гулять, а потом еще столько же примерять?

Тут я многообещающе улыбнулась и сладким голосом растолковала:

— Лёня, послушай, я не буду рассматривать одежду ни секундочки. Я лишь получу там посылку всего с одним платьем и примерю только его, чтобы сразу вернуть, если не подойдет. Ты даже не представляешь, какое это платье! Не платье, а сияющее солнце! Вот увидишь — тебе очень понравится. Я хочу надеть его в мае на твой день рождения!

Лёня слушал, и возмущенная мордашка постепенно становилась мечтательной.

Мы бодро топали в магазин, как вдруг ребенок остановился возле окна Музея восковых фигур. В окне работал монитор, на котором показывали кропотливый процесс создания головы Петра Первого — приклеивание каждой реснички, «оживление» глаз и прочее. Лёня застыл в изумлении и посмотрел запись два раза подряд.

— Мама, пойдем в этот музей!

— В другой раз, — виновато возразила я — откуда ни возьмись навалилась усталость и захотелось вовсе домой. — Идем в магазин!

Платье сплошь состояло из одуванчиково-желтых сверкающих пайеток и пришлось мне аккурат впору.

— Ну, как? — пропела я, появляясь из примерочной.

Лёня шумно вдохнул и восхищенно выдохнул:

— Великолепно!

Это его любимое слово.

— Я цыпленок?

— Ну… если только солнечный.

— В твой день рождения я могу смело побыть цыпленком. Таким желтым, будто только вылупился. Ведь ты тоже как раз вылупился в этот день, — не слишком логично рассуждала я.

Еще понятия не имея, что и этим планам, как и многим другим, не суждено сбыться, ибо для меня уготовано нечто куда более ошеломляющее.

Вышли из магазина, а на другой стороне Невского играют и поют музыканты. Нам не надо было на другую сторону, но ноги сами понесли. Насладились музыкой, Лёня опустил денежку в футляр от гитары и побрели по проспекту в сторону поворота на Главпочтамт, ибо машину бросили там.

По дороге наше внимание привлекла надпись на доме. Лёня громко прочитал:

— Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна. Опасна?

Он прочитал так громко, что проходящие мимо парень с девушкой тоже остановились.

— Эту надпись сохранили в память о героизме ленинградцев в дни блокады, — объяснила я. На кованой полке под надписью разметались срезанные гвоздики, красные, желтые и розовые тюльпаны. — Люди приносят сюда цветы, потому что, видишь, здесь еще школа и музей «Юные участники обороны Ленинграда». В блокаду эти дети…

Дальше говорить не смогла. Угловатый ком застрял в горле. Я сжала губы, но слезы сами собой катились и катились по щекам и шее в шарф.

Лёня обернулся:

— Мама, ты чего? Не плачь. Это же давно было. Уже всё хорошо.

Сын шагнул ко мне и крепко обнял. Слезы полились еще пуще. От сопереживания, от любви и чего-то совсем необъяснимого. Это необъяснимое легко объяснится всего неделю спустя и на какое-то время даже станет почти привычным.

Парень с девушкой стали фотографировать друг друга на фоне надписи и цветов, а мы пошли дальше.

У очередной вывески я встрепенулась:

— Лавка художника! Мне нужно купить фиксатив!

Зашли. Помимо фиксатива я обнаружила серьги в технике лэмпворк — желтые льдинки с цветными вкраплениями внутри. А Лёня пробрался в самую глубь, туда, где выставка картин, и нашел… комикс про мохнатого гуманоида, обнялся с ним и не пожелал расставаться.

Обсудили картины. Выяснилось, что Лёню восхищает, когда нарисовано точь-в-точь, как в жизни. Мое мнение противоположное. Зачем писать абсолютно реальный пейзаж? — для этого есть фотография. Картины же позволяют заглянуть за краешек этого мира, открыть для себя бесконечность уникальных миров, коими являются настоящие художники. Однажды в Америке я посетила выставку художника по имени Liu Dan. Он буквально сформулировал то, что я чувствую: «Твоя единственная ответственность, как художника, — менять визуальный опыт людей, то, как они смотрят на вещи. Твоя единственная цель — поощрение открытости, что позволяет им выйти за рамки повседневных проблем и мыслить свободно. Зачем еще людям нужно искусство?»

Вышли из Лавки довольные, при подарках, и наконец повернули с Невского на Малую Морскую. Заглянули в «Буше», заказали пирожные с клубникой и взбитыми сливками, какао и кофе. Да, в недавней поездке в Европу я снова пристрастилась к кофе, потому что отказалась от своей мечты и надобность особенно щепетильничать со здоровьем отпала.

Еще немного, и мы в машине, а через пятнадцать минут — дома.

Но не тут то было.

Сначала Лёня заметил, что из водосточной трубы выпали две внушительные льдины. Для восьмилетнего мальчика это, разумеется, счастье и великая ценность.

— Лёня, брось эти льдины. Все равно я тебя с ними в машину не пущу.

— Не брошу. Они мне нужны.

Потом я заметила небольшой магазин изделий из янтаря, и разум помутился. Не остановила даже вывеска на английском, то бишь цены для иностранцев.

— Лёня, я давно мечтаю об янтарных бусах! Я на минуточку!

Лёня сунулся за мной в магазин в обнимку со своими льдинами.

— Нет, оставайся на пороге. Сюда с таким добром нельзя.

— Ничего страшного! Пусть заходит! Отличные льдины! — радушно запротестовали две продавщицы.

Неожиданный поворот. В этот момент я решила, что без покупки не уйду.

Одна девушка принялась показывать мне янтарь, а вторая обратилась к Лёне:

— И что ты собираешься делать с этими льдинами?

— Положу в морозильник. У меня там еще с первого класса хранится огромная пупырчатая сосулька!

— Ух ты, — восхитилась девушка. — А сейчас ты в каком классе?

— Во втором… Ой, а я знаю — это у вас гжель, — Лёня показал на стеклянную витрину с утварью.

— Точно! Какой молодец! — похвалила девушка.

— А вот это… Мам, я забыл, что это?

— Хохлома, — подсказала я с гордостью. Даже не думала, что ребенок запоминает подобное.

— Да, хохлома!

Они перешли на дымковские и филимоновские игрушки, а вторая девушка посмотрела на бусы из молочного янтаря в моих руках и вдруг сказала:

— За пятнадцать минут до закрытия у нас скидка на эти бусы тридцать процентов. А сейчас как раз пятнадцать минут до закрытия. Хотите примерить?

— Пожалуй, да, — согласилась я, чувствуя, что без них уже точно не уйду.

А как они идут к моим новым серьгам из Лавки художника.

«Подари мне, подари эти бусы-янтари. Для чего вам бусинки? Подарите Люсеньке», — вертелись в голове строчки Агнии Барто.

Лёня, словно прочитав мои мысли, с видом кота Матроскина похвалился:

— Я еще стихи знаю.

— Расскажешь? — вполне искренне заинтересовалась его собеседница.

Лёня с льдинами в подмышках приосанился и начал с чувством декламировать Сергея Махотина «Я больше не буду».

Зрительницы растаяли.

Вот насколько старший сын в меня — интроверт (при этом в необычной одежде и с фиолетовыми волосами), настолько младший — в мужа: экстраверт, обожающий играть на публику, даже если толпа — из двух человек, особенно девушек.

Покинули магазин счастливые. Оба. Не понятно, кто больше.

А на улице темнота, огни, слякоть… Обычный март. Незабываемый март 2018.

***

В понедельник двенадцатого раздался телефонный звонок. Номер не определился.

— Алло.

— Юлия?

— Да.

— Здравствуйте. Это Скоков. Александр Георгиевич.

— Добрый день, Александр Георгиевич. Слушаю.

Признаться, от удивления я затаила дыхание. Писатель Скоков мне позвонил впервые. Надо же — вспомнил обо мне, нашел номер мобильного…

— Приглашаю вас на Конференцию молодых литераторов. Приходите к нам в Дом писателей. Только привезите заранее рассказы, чтобы мы успели прочесть. Оставьте у секретаря или на вахте.

По итогам таких конференций некоторых принимают в Союз писателей России, что, конечно же, для сомневающихся и неуверенных в себе авторов весьма целебно. «У меня теперь и справка есть…»

На принятие я особо не рассчитывала, но само по себе неожиданное приглашение от писателя Скокова уже лестно. Я согласилась. Еще не догадываясь, как в итоге сама себе всё испорчу.

***

Во вторник тринадцатого позвонила знакомая консультант из магазина «Рив Гош»:

— Приходите завтра на бесплатный профессиональный макияж!

— Ой, я не могу. Мне к двум в парикмахерскую, а вечером мероприятие.

— А вы приходите к двенадцати — за час мастер успеет.

— Договорились.

Это что же получается? Завтра предстоит настоящее весеннее преображение!

***

В среду четырнадцатого я возжелала измениться до неузнаваемости.

За завтраком поделилась планами с мужем: волосы до талии — коротко остричь и — тадам! перекрасить в фиолетовый. Такой космически-колдовской. Давно мечтала, но дальше мелков дело не шло.

Муж не на шутку встревожился:

— Вспомни все предыдущие стрижки! Уже наутро ты начинала снова отращивать волосы. К тому же у тебя хороший натуральный цвет…

— А сам говорил, будешь любить, даже если покрашусь в зеленый, — упрекнула я.

— Буду, — махнул рукой муж. — Делай, что хочешь. Просто предупредил.

В студии причесок мне выдали целых шесть специалистов: парня с бритыми висками и прозрачными глазами для беседы о моих предпочтениях, двух колористов, одна из которых — с асимметричной короткой стрижкой голубого цвета, что убедило меня в смелости и креативности персонала, мойщицу головы, мастера с ножницами и куратора процесса — топ, между прочим, стилиста и победителя международных конкурсов. Ой, что будет!..

Однако колористы оказались не в меру осторожными. Покрасили только нижнюю половину волос, да и то не в космический сине-фиолетовый, как я хотела, а в какой-то красноватый — подпорченный баклажан, всё приговаривая: «Какая шикарная растяжка получилась… Вы в курсе, что фиолетовый часто смывается в зеленый?» Прекрасно — то, что муж заказывал.

Потом девушка с ножницами долго щелкала инструментом, но в итоге срезала от силы три сантиметра. Больше всех порадовала победительница конкурсов — очень уж дивные локоны накрутила.

Несколько часов я потела в плаще-палатке, нещадно пахло аммиаком, что, оказывается, было мне категорически противопоказано, но кто ж тогда знал.

От волнения не находящий себе места муж, воображающий жену в лучшем случае с зеленым каре, а то и лысую, написал смс: «Ну как?» Я ответила: «Ужасно!» и заплакала.

«Пришли фото!» — велел он. Я прислала фото со слезами, непривычным макияжем и новой прической. Муж постановил: «Грустняшка. Но симпатяшка».

Я заплакала еще пуще. Насторожиться бы, с чего это слезы в последнее время по любому поводу тут как тут, но пора было спешить на лекцию харизматичного писателя и филолога Андрея Алексеевича Аствацатурова.

Погода тем временем распоясалась — ветер с дождем, снегом и, кажется, гвоздями. Я смяла свои недофиолетовые локоны в гульку, подняла воротник пальто и пустилась на поиски машины, брошенной где-то за пятым перекрестком.

Зато на лекции меня ждал сюрприз.

Незанятым оказалось место как раз возле талантливого пишущего редактора Дины Неверовой.

Я в нерешительности остановилась.

— Присаживайся, — пригласила Дина и вдруг обратила внимание на мои волосы: — Какой цвет! Мой любимый.

— Правда? — изумилась я.

— Я даже сумку такую купила, — заверила Дина и в доказательство извлекла из-под стола новую сумку — аккурат цвета моих волос, точнее, их нижней половины.

Мне стало весело. Появилось утешение — меня покрасили в цвет любимой сумки хорошего человека.

А тут и писатель Аствацатуров прибыл. Некоторые его рассказы заставляют смеяться вслух, поэтому настроение автоматически улучшилось.

И уж совсем расцвело, когда после лекции я осмелилась предложить Дине, на счету которой более двухсот книг, стать моим редактором, потому что с прежним мы в силу некоторых причин полюбовно расстались. Вообще в Петербурге существует такса за редакторскую работу, но Дина согласилась с одним — поразившим меня — условием: делать это бесплатно.

А когда редактор такого уровня, знакомый с твоими текстами, хочет работать с ними непременно безвозмездно, то можно подозревать, что тексты того стоят.

Так что домой я вернулась поздно — растрепанная и уже без локонов, зато вдохновленная и с горящими глазами.

— Ура! У меня появился новый редактор! — сообщила я сонному мужу.

— Поздравляю! — Он потер глаза и окинул меня пристальным взглядом. — Слушай… Столько часов тебя стригли и красили, а ничего не изменилось. Но это даже хорошо.

Вот тебе и преобразилась до неузнаваемости.

***

В четверг пятнадцатого я поняла, что вчера простудилась, а посему срочно выпила с кипятком порошок от всяческого гриппа и прочей простуды. Помогло, но всего день спустя мне придется мучиться по этому поводу угрызениями совести.

А вечером мы купили билеты в Америку для меня и младшего сына — на весь июнь и даже больше. Лёня запрыгал от радости, предвкушая встречу со старшим братом, который уже три года учится на другой стороне земного шара и в эти каникулы приехать не сможет, потому что поступает из колледжа в университет. Я же собиралась хотя бы на время снова почувствовать себя маленькой девочкой, погреться в маминой заботе и каждый день пить ее вкуснейшие овощные и фруктовые смузи. Старший сын и моя мама живут в разных городах, так что мы с Лёней сможем меняться. Я люблю проводить время вдвоем со старшим — это и беседы по душам, и наслаждение его чувством юмора, и вообще — всякий раз восхищаюсь, горжусь и сама себе завидую. А для Лёни, как для любого ребенка, иногда полезно побыть балованным бабушкиным внуком, напитаться особой, лишь бабушкам присущей, добротой, лаской и отведать лучших в мире пирожков.

Перелет в Америку долгий и утомительный, но нам не привыкать.

Только вот всего лишь день спустя мы даже думать не посмели бы об этой поездке, не то что покупать билеты. Очень скоро подруги станут рьяно отговаривать, врачи назовут перелет неоправданным риском, а узист и вовсе расскажет страшные истории на тему.

***

А пока — впереди была волшебная пятница шестнадцатого.

Волшебная — это не для красного словца, а в самом прямом смысле.

Вечером я спешила в Музей парфюмерии на лекцию о дерзкой и гениальной Жермен Селье.

Припарковаться в час пик на Васильевском острове почти невозможно. Машины плотно облепили все разрешенные и запрещенные места. И вдруг — о, радость! — в бесконечной цепочке обнаружилась брешь. Я втиснула в нее громоздкое серебристое тело и тут поняла, что не обратила внимания на знаки. После того, как однажды по возвращении обнаружила свою машину погруженной в эвакуатор, — предпочитаю не рисковать и разведывать обстановку у ближайших водителей.

Благо водитель стоящего позади автомобиля на месте.

Я устремилась к нему, заранее улыбаясь и приветственно помахивая рукой.

Обычно в таких случаях водители опускают стекло, но на сей раз — передо мной распахнули дверь. И… За рулем огромного черного автомобиля оказалась хрупкая женщина с трогательной улыбкой и настолько пронзительным живым взглядом и приподнятыми, словно в порыве, бровями, будто прямо сейчас она мысленно поет самый нежный романс.

— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, здесь можно парковаться?

— Да!

Женщина буквально светилась.

— То есть машину не эвакуируют? — зачем-то уточнила я.

— Нет!

Брови дрогнули, она засияла еще ярче.

— Спасибо большое! — выдохнула я, с трудом отводя взгляд. — Спасибо!

— Пожалуйста!

Я побежала по серой улице, но эти глаза и почему-то брови всё не отпускали.

Мы никогда прежде не встречались. Совершенно точно. Тогда откуда это странное ощущение? Будто знакомы…

Хозяйка музея и парфюмер Элина Арсеньева не только погружает в историю, но и дарит возможность подышать духами и туманами давно минувших эпох. К примеру, знаменитым «Бандитом» сорок восьмого года и для сравнения — девяносто девятого. «Сердце радости», «Фрака», «Жоли мадам» и иже с ними — оттуда, из бездны времен. Головокружительная магия ароматов парфюмерной ведьмы и бунтарки Жермен Селье.

Потом мы «послушали» больше тридцати нот и на наших глазах колдунья Элина создала духи — приворотное зелье — с ароматом шоколадной розы, утопающей в мерло. И назвала их «In vino veritas» — «Истина в вине». У каждого на память о встрече осталась пробирка этого аромата.

Когда пили чай из аутентичных стаканов в мельхиоровых подстаканниках, смакуя конфеты «Белочка», я рассказала остальным о мимолетной, но не отпускающей, встрече.

— Так бывает, что кажется, будто знаком с человеком, которого раньше никогда не видел. Всего лишь дежавю… — заметил кто-то.

***

Но на следующее утро — в субботу семнадцатого — я вдруг осознала: никакое это не дежавю.

Я бросилась в Фейсбук и отыскала страницу Натальи Анурченковой — настоящей феи, которая пишет, рисует, декорирует и создает необыкновенную красоту повсюду — от президентской резиденции до двора-колодца возле собственного офиса.

Мы не знакомы лично, но такие люди вдохновляют даже виртуально.

Она? Или всё же нет? Фотографии в каких-то иных ракурсах, а вживую было так волнующе…

Я машинально стала просматривать страницу и не поверила глазам. В последнее время Наталья увлеклась рисованием… красным вином! — дорогих сортов, богатых глубокими оттенками. Прекрасные и необычные картины.

Передо мной на столе лежала пробирка, подаренная вчера парфюмером: «Истина в вине».

Неужели такие совпадения бывают?

Надо написать! Однако, если мне почудилось, буду выглядеть смешно… Ну и пусть.

Я отправила сообщение:

«Чудесная Наталья, доброй субботы! Я прошу прощения за глупый вопрос, но ответьте, пожалуйста, даже если он очень глупый. Есть ли у Вас машина? И если да, то к вам вчера никто не обращался с вопросом, можно ли здесь парковаться? Дело в том, что вчера в восьмом часу вечера на Васильевском острове я обратилась с таким вопросом к одной милейшей приветливой даме в большом автомобиле — очень-очень похожей на Вас. При этом я опаздывала на лекцию в музей парфюмерии, где на наших глазах хозяйка музея и парфюмер Элина Арсеньева создала великолепный аромат с шоколадной розой и мерло, который назвала "In vino veritas" — "Истина в вине". Я всё думала о той женщине, похожей на Вас, и сегодня заглянула на Вашу страницу (почему-то в последнее время Фейсбук не показывает мне Ваши посты) и с изумлением увидела, что Вы теперь пишете картины вином. И всё это какие-то странные совпадения, поэтому решилась задать свой странный вопрос…»

Ответ пришел незамедлительно (пунктуацию и переносы сохраняю):

«Юлия, добрый день!

Ждала Вашего письма :)

... 

Это я. Ничего удивительного — подобное притягивает подобное. Я ехала с очень значимой для меня встречи (она касалась моего винного рисования) и вдруг Вы — такая порывистая, красивая, свежая и вдохновленная. Я поняла, что все идет так как надо — и Вы были этим знаком. Спасибо!!!»

Мурашки даже не побежали, а толпой ломанулись по рукам и до самой макушки.

Я писала первое, что приходит в голову:

«Обалдеть! Прошу прощения — другого слова подобрать не могу! Неужели так бывает! Это какие-то чудеса! Практически вломиться именно в Вашу машину и вообще в отсутствие парковки выбрать место именно у Вас под носом! Меня всё время преследуют чудеса, но каждый раз настолько новые и необычные, что перестать удивляться никак не получается! И главное еще эти винные совпадения! Мне вчера подарили пробирку этого только что созданного аромата — "Истина в вине". Как это всё понимать? Удивительно, нет слов!»

Наталья оказалась более рассудительной и прекрасно объяснила:

«Всё и все в этом мире взаимосвязаны. И для меня, и для Вас — это знак свыше. Когда такое происходит, это означает, что Вы идёте правильным путем и не надо сомневаться. Для меня это всегда доказательство присутствия Высших сил и их поддержки. Они же не могут явиться к вам прямо на улице или на кухне в своем облике, чтобы что-то сказать. Они действуют через людей или обстоятельства. Мне проще — со мной они еще разговаривают через сны (инструкции дают ;)) — но только тоже не напрямую, еще расшифровывать приходится :)».

Муж в эту субботу работал. Я позвонила ему и восторженно сообщила:

— У меня такое чувство… Такое чувство!.. Словно я сейчас у Бога прямо в ладонях. И он баюкает меня, как в колыбели. Понимаешь?

Муж, как обычно, снисходительно похмыкал — вечно я со своими совпадениями.

— Понимаю-понимаю. Слушай, я скоро домой. Так есть хочется. Ты сготовила что-нибудь?

— Пока нет, — призналась я, нехотя спускаясь с облаков на бытовую почву. — Сейчас схожу — куплю всё для борща.

— Договорились.

Младший сын остался дома смотреть мультики, а я отправилась в ближайший магазин и сложила в корзину лишь самое необходимое: картошку, капусту, свеклу, лук, сметану и молоко. Картошка продавалась только в мешках по пять килограммов, так что пакеты получились неподъемными и до боли врезались в норовящие разжаться пальцы.

Зато на улице из-за мутных туч робко выглядывало солнце и как будто немножко пахло весной.

Я почти перешла дорогу по направлению к дому, как вдруг остановилась, потопталась и повернула совсем в другую сторону.

Пакеты с каждым шагом всё тяжелели, а я думала: неужели неделя прошла?

Это должно было случиться неделю назад.

Что отсюда следует?

Надо купить тест.

Да, но за последние семь лет я купила столько тестов, что можно было уже открыть собственную аптеку.

И все они оказались отрицательными.

Всегда. Неумолимо. Безжалостно. Отрицательные.

Так значит, смысла никакого нет.

Зачем мне снова смотреть на отрицательный тест?

И расстраиваться.

И тратить напрасно деньги.

Я доковыляла до окошка аптеки и выдохнула:

— Будьте любезны, тест на беременность.

— Вам обычный или, это самое… со спецэффектами? — поинтересовалась скучающая продавщица.

Я грохнула пакеты на пол.

— Это как — со спецэффектами? Музыка и фейерверки?

— Типа того, — хихикнула она.

— Ладно, давайте самый забористый. Гулять так гулять!

Не скажу насчет музыки, но тест со спецэффектами заметно придал ускорения.

Я прилетела домой, выпила стакан воды и немедленно провела лабораторные испытания.

После чего взялась за изучение инструкции. Да уж, последовательность — мой конек.

Так-так, вместо обычных двух полосок тест показывает плюс или минус. Причем, если даже поперечная полоска плюса еле видна, то результат все равно положительный.

Я покосилась на прибор.

Поперечная полоска была куда жирнее и ярче продольной. Какое там «еле видна».

Я громко сказала:

— Да ладно.

Потом еще раз:

— Да ладно?!

Вскочила, заметалась. Боже мой, тот порошок, и аммиак, и тяжелые пакеты, и билеты в Америку, и еще куча всего!

И вообще — как?!

Семь лет врачи разных клиник категорически уверяли, будто я абсолютно и безнадежно бесплодна. Из-за той ошибки хирурга, когда мы потеряли девочку. И чуть не потеряли меня.

Врачи сказали, даже ЭКО вряд ли поможет, но если и делать — ехать в Москву, потому что в придачу резус-конфликт и надо, чтобы эмбрион был непременно с отрицательным резусом, иначе, мол, ребенку потребуется внутриутробное переливание крови, так что проще нанять суррогатную мать — подумаешь, миллион рублей… кстати, зачем вам третий ребенок? Двух вполне достаточно.

И вот — без всяких пробирок — случилось невозможное.

Беременность при бесплодии.

Дрожащими руками я положила тест с жирным плюсом рядом со словами про еле видную поперечную полоску, сфотографировала и отправила снимок мужу.

Через несколько минут раздался телефонный звонок.

Я нажала «принять» и молча прислушалась.

— Котя. Это что — шутка? — растерянно спросил муж.

Если скажу хоть слово — разрыдаюсь или рассмеюсь, короче, будет истерика. А мне нельзя. И младший сын в соседней комнате играет. 

— Алло, Юля, ты меня слышишь? — встревожился он.

— Не могу говорить, — еле процедила я.

— Так это же… Я сейчас приеду!

Муж приехал, но остаток дня мы ходили по квартире, вернее парили, не глядя друг на друга. Я точно знала, если встречусь с ним глазами, меня разорвет — от тех самых рыданий или смеха или непонятно чего еще.

Без слов, объятий и взглядов было ясно — мы чувствуем одно и то же.

Радость настолько огромную, что ее трудно пережить.

Это потом я услышу от врачей: «Невозможно. Наверняка у вас внематочная».

А когда окажется маточная, то спросят, сколько лет, и схватятся за голову: «Срочно в генетический центр! В вашем возрасте может быть синдром… много синдромов!»

Скоро мне в карточку напишут: «Отягченный акушерский анамнез». И объяснят, мол, рубцы на матке, которые случайно накромсал тот хирург, могут разойтись, и тогда — летальный исход. В придачу — резус, миопия, патологическая прибавка веса и прочая абракадабра.

А пока — ничем не омраченная необъятная радость.

Которую надо как-то вдохнуть.

Чтобы обняться и жить дальше.

И снова смотреть друг на друга с задорной усмешкой. Или хотя бы просто смотреть. Как-то по-новому, потому что по-старому уже не получится.

***

На следующей неделе состоялась Конференция в Доме писателей.

Я приехала и на стенде не увидела своей фамилии в секции писателя Скокова. Оказалось, мои рассказы забрала совсем другая секция, значит, надо идти туда.

Тут со мной поздоровался писатель Виктор Николаевич Кокосов.

— Юля, мы со Скоковым внизу. Идите в нашу секцию.

— Я не могу. Мои рассказы у других.

— Так заберите и идите к нам.

— Но если они их прочитали, то получится нехорошо. Я спрошу и, если они не прочитали, то заберу и приду к вам.

— Ну, как знаете.

Я пришла в другую секцию. Ее возглавляли четыре маститых писателя, бородатые, убеленные сединами. Впрочем, такие здесь не редкость.

— Простите, пожалуйста, вы прочитали мои рассказы? Фамилия Шоломова, — с надеждой на «нет» спросила я.

Писатели посовещались и пришли к заключению — да, прочитали.

Что ж, как честный человек, я обязана жениться, в смысле, остаться. Надо уважать читательский труд таких почтенных писателей.

Конференция тянулась много часов. Мэтры хвалили тех, кто ходит к ним на семинары, и ругали тех, кто не ходит. Я не ходила, поэтому могла предвидеть исход, но из чувства долга упорно ждала своей очереди. Писатели хвалили, ругали, в перерыве запивали кофе чем-то из фляжек. На всякий случай я тоже выпила кофе, потому что постепенно накрывало обморочное состояние. Но — о моем интересном положении в столь «преклонном» возрасте было известно только мне, поэтому обсуждали всё время других.

Один участник — высокий седой мужчина интеллигентного облика — принес две книги в красочных твердых обложках в стиле девятнадцатого века — исторические детективы.

— Вот мой добрый совет, — сказал ему писатель с окладистой бородой. — Начните писать что-то стоящее, а про это, — он оттолкнул от себя книги, — забудьте, как про дурной сон, и больше никогда подобными глупостями не занимайтесь. Такое мое мнение. Славы Акунина захотелось? Но Акунин — вовсе не писатель. Так — ширпотреб. К настоящей литературе отношения не имеет».

Я даже рот открыла, потому как десять лет назад в бытность тележурналистом брала интервью дома у этого самого писателя и он тогда подарил мне свою книгу в мягкой обложке — не что иное как детектив. К тому же не исторический, а вовсе криминальный, про лихие девяностые. Справедливости ради надо сказать — вторая подаренная книга была о православии.

Забавно, но меня оставили самой последней — на закуску: когда всеобщее терпение почти иссякло, а секретарь внесла подносы с бутербродами, дабы отметить окончание конференции, и по аудитории поплыл аппетитный запах вареной колбасы.

С первых же слов стало ясно — рассказы мои все-таки не читали, а если и читали, то каким-то причудливым способом.

— Вы, Юлия Шоломова, совсем не о том пишете, — сказал первый писатель. — Писать надо о семье, о нравственности, о духовности, о православии. Вот чего сейчас не хватает! Укреплять семейные и духовные ценности. А вы всё о какой-то ерунде. Вот например, в одном рассказе ваши герои иммигрируют в Италию. Это уж совсем никуда не годится.

Кровь бросилась мне в голову и лицо ощутимо разгорелось, потому что одном моем рассказе герои, действительно, решили съездить в Италию — в путешествие, но ни о какой иммиграции или переезде насовсем — слова не было.

— Вот именно, — вступил второй писатель. — Все бегут за границу. О родине никто не думает. Позор. И вы туда же! Вот другая наша участница, которая семинары посещает, — он ласково взглянул на девушку, обсуждаемую еще в начале, — как раз уехала, несколько лет пожила в Италии, поняла, что это не правильно, вернулась в Россию и написала об этом книгу. Чтобы все знали, что нечего в этой Италии делать. Вот это правильно. Теперь мы примем ее в Союз писателей России. А у вас наоборот бегут туда. Это не правильно.

«Да никто у меня никуда не бежит. И не собирается. Рассказ совсем о другом. И прежде ни у кого подобных мыслей не вызывал», — удивлялась я мысленно, поскольку автору предоставляется слово после обсуждения.

Тут заговорил третий:

— А вот мне два рассказа весьма даже понравились. Жизненно. — На него посмотрели с неодобрением. — Но остальные, конечно, ни о чем, полная ерунда, — припечатал он.

Один из этих рассказов ни о чем завоевал премию Куприна, но это, конечно, по ошибке. Рассказ-то ни о чем.

— Подведем итог, — объявил четвертый писатель, председатель секции. — Юля пишет много. И это хорошо. Но пишет совсем не о том, о чем следует писать. А вот это плохо. Ежели она не обидится сегодня и станет ходить на семинары, то у нее будет шанс понять, в каком направлении двигаться.

По традиции после заключительного слова дают высказаться автору, но, видимо, колбасный дух окончательно лишил присутствующих воли, поэтому писатели и участники внезапно и шумно повскакали с мест. Зазвенело стекло. Возникла бутылка водки.

Я поднялась. Прочь, скорее прочь. В март. На свежий воздух. Как там в песенке? «А нам всё равно, а нам всё равно…» Всё равно ничего не докажешь. Только нервы зря потратишь. А сейчас нельзя.

— Давайте сделаем общее фото на память! — воскликнул первый писатель.

Между тем четвертый писатель стал диктовать мне номер телефона, по которому можно узнавать расписание семинаров.

— Ну, что же вы тут? — пожурил первый писатель и приобнял меня за талию. — Давайте сфотографируемся с красивой Юлей!

— А? Вы что-то хотели? — четвертый повернулся к первому слуховым аппаратом.

— Я говорю, давайте сфотографируемся с Юлей!

— А-а, сейчас…

По дороге к двери я застыла в групповом фото, а потом, не глядя по сторонам и не прощаясь, — вышла. Впрочем, вряд ли кто-то обратил внимание. Уже наливали.

Машину вела медленно. Ветхие дома, черные лужи, грязные, точно обугленные, сугробы — всё расплывалось, словно забыла надеть очки. И плакать я ни за что не буду. Не буду плакать. Это у других беременных гормоны и слезы на ровном месте, а я умею владеть собой.

«А нам всё равно, а нам всё равно…»

В тот день у нас гостил друг младшего сына. Трое голодных мужчин встретили меня на улице.

— Едем в ресторан! — постановил муж. — А то так есть хочется, что переночевать негде.

Я пересела в его машину и тихонько запела. «А нам всё равно…»

В ресторане дети бросились к специальному человеку, который играет с юными посетителями, а муж в ожидании заказа безмятежно полюбопытствовал:

— Ну, как твоя конференция? Опять все плакали?

И тут плотину прорвало.

Так горько и безудержно я давно не ревела.

Ничего не понимающий муж гладил по спине и шептал:

— Что случилось? Юля, что? Ты меня пугаешь.

— Они сказали, я пишу всякую фигню! — всхлипывала я. — Представляешь, они откуда-то взяли, будто мои герои хотят иммигрировать!..

— Чего-о? Ну и забей на них.

— Нет, они сказали, что я пишу вообще не о том, а надо о семье и духовности.

— Так ты об этом и пишешь.

— Нет, я пишу о глупостях! А вот одна девушка иммигрировала в Италию, а теперь вернулась, рассказала, как там плохо, и ее приняли в Союз…

— А о чем еще она пишет, кроме того, как в Италии плохо?

— Не знаю, вроде только об этом, — хлюпала я носом.

— Вот и всё, — почему-то подытожил он. — Выбрось из головы. Тем более, ты уже состоишь в одном Союзе. И подумай о ребенке! — Муж положил руку на мой живот. — Это сейчас самое важное.

Я глубоко вдохнула и выдохнула. И улыбнулась сквозь слезы.

— Ты прав. Это настоящее чудо. Вопреки всем медицинским прогнозам! Чудеса бывают!

На другой день позвонила писатель Татьяна Громова:

— Юля, ты почему на конференции от Виктора Николаича сбежала?

— Просто мои рассказы попали в другую секцию. Неудобно было…

— А Кокосов хотел тебя в Союз принять.

— Но он же рассказы не читал!

— Почему это? Виктор Николаевич знаком с твоими текстами и готов был тебя рекомендовать. Что ж — сама виновата. Теперь уже в другой раз.

Эх, наверное после всего, что я тут понаписала, — другого раза не будет. Хотя — кто знает?

Чудеса-то случаются! Вопреки всем прогнозам.